и все-таки глаз глашатая до начала рассвета так и не сомкнула, просидев всю ночь на краю каменного утеса и наблюдая за звездами: здесь, в высоте гор, они казались такими близкими, и всякий раз от взгляда на серебряный пояс у кошки перехватывали дыхание. и всякий раз она гадала, ища, есть ли среди них одна. его.

и Тмин, — окликает сестру напоследок, оставаясь на прежнем месте, лишь поворотом клиновидной головы, отслеживая движение бурой. — если Кромешник жив, ему хватит упрямства и упорства отыскать тебя хоть на краю света, — слова звучат ровно, однако в нефритовой зелени глаз вспыхивает на мгновение искреннее участие.

взгляд синих глаз поискал звёзды одноуса и тучезвёзда, молчаливо спрашивая совета, — воздух веет холодом, птицы тоскливо кричат, клинья проносятся над головами, предвещая скорый холод и снег. горлица помнила ещё свои переходы — тогда клан оседал как раз в сезон перелётных птиц на новом месте, осваиваясь и определяя охотничьи угодья. сколько они ещё будут жить рядом с племенными котами, если этот лес впереди — то самое место, обещанное звёздами?..

он знает, что должен говорить: у короля нет права молчать. он должен давать клану цель, должен отдавать приказы — учения одноуса тогда звучали размытым будущим, далеким предзнаменованием. не сокрушительным настоящим.

не первый раз он замечает то, как его собственный луч света во всей этой непроглядной тьме безжалостно тускнеет и рассыпается на крохотные отзвуки чего-то былого, будто бы оставшегося там, позади, где остался и их первый родной дом. вновь и вновь видит, как сотрясаются хрупкие, непозволительно исхудавшие плечи под нескончаемым напором хрипящего где-то слишком глубоко в грудине кашля и что прежде лучащиеся и яркие глаза теперь напоминают собой иссушенные ветрами и жаром пустыни.

он прочесывал каждые уголки горных перевалов, встречавшихся на пути, залезал в каждые небольшие пещерки и искал добычу для огромной вереницы двигающихся вперед котов. ртов было больше, чем обычно, а потому нужно было приложить еще больше усилий, для того, чтобы прокормить каждого: свой, чужой — разве важно? для многих этот путь был первым в их жизни — даже для некоторых горцев — поэтому скол считал, что обязан помочь тем, кто страшится.

он ГОРИТ — горит под его лапами и земля. вопреки степенно сжимающему свои когтистые лапы подступающему холоду; вопреки твёрдости и безжизненности горного камня, так и не ставшему ему привычным; вопреки всему, потому что их путь, наконец, закончился.

но чествовать никто не торопится: каждый из процессии недостаточно сыт, отдохнувший или довольный. путь был долог, но над племенами, наконец, зреет зарево рассвета – мнимого, но говорящего о многом. остролапка ведёт плечом, не в силах выдавить из себя ничего, кроме скудной улыбки. этой ночью она, как и многие, не спит.