девичья растерянность не ускользает из-под вороньего взора — отражается в кленовых переливах марью воспоминаний, слишком красочной и бессмысленной одновременно. ворона щурится мягко-мягко: едва заметно, едва осознанно. не умиляется — узнает.

— я дам маковых зёрен, и мы вмиг успокоим излишне взбудораженных. хотя, возможно, стоило дать в нос: тогда бы солнечные коты, быть может, и успокоились, и царапану было бы проще не обращать внимания на вынужденное сотрудничество как на что-то из ряда вон. остролапка же уверенно полагала – не пройдёт и луны, как они обособятся на новом месте и может быть где-то в глубине души поблагодарят солнечных за их добродушие.

«Представляю морду Яросвета, когда я назову эту реку в честь себя... Что поделать? Кому лисы, кому рыб... а... А?» — А... — выронил кот удивленно. Земля под ним зашуршала — и осыпалась. Воробей едва успел отпрыгнуть. В нос ударил барсучий запах. Не успев понять, что запах — старый, воитель распушился от загривка до кончика хвоста, готовый принять бой.

царапан не понимает горных – остролапка тоже. морщится, кивает головой и думает о том, что со стороны их поочередное кивающее приключение выглядит забавно: главное, чтобы никакой наставник с оруженосцем не увидел, и не пошли потом слухи о странной болезни, наводнившей тенистое племя, при которой голова живёт отдельно жизнью

— Легенды говорят, что каменка вылупилась из маленьких камешков на краю леса, чем и объясняется её имя, — спустя время говорит Чайка, кидая взгляд на улов Быстролапа: — каменке было одиноко средь зеленеющей листвы. Она хотела летать и изучать огромный мир, но древесные кроны сдавливали её и не давали парить. Тогда-то каменка и отправилась прочь из леса в горы, где можно было летать под небосводом.

— Как думаете, кто больше всех отъел бока? — задорно мяукнула Пестролапка, хмуря бровки, вспоминая. Сразу на ум приходила круглая Пепел Звёзд, но она вроде как отъелась не рыбой, а по-другому... — Чтобы мне знать, на кого равняться, — хихикнула ученица.

он никогда не разделял повальную любовь соклановцев к легендам и байкам. перед знающими об этом — журавль — отшучивался, что дело в скудной фантазии, но на самом деле проблема заключалась в том, что она у него слишком яркая. лебедь может ясно представить этого кота, покоряющего горы, эту птицу, что уже была правительницей тех скал; их бой, жестокий и долгий, с выжженной, испачканной в крови травой. на секунду ему становится дурно от собственного воображения, он делает неправильный вдох — заставляет себя длинно, глубоко выдохнуть.

Некоторое время она осматривает его, и воитель неловко шевелит усами, но после понимает, что дело было в его виде. «Предки, хоть бы припарки Пустынника сделали своё дело». Ему не хотелось быть пугалом для своих товарищей. Может быть Тмин стоило назначить именно его в ночной дозор? Тогда к этой дубраве никто бы точно не приблизился.

— Давай Клестолапа пододвинем поближе к выходу, чтобы его съели первым, — предложила Пестролапка, глянув на вздымающиеся бока серого соплеменника, который казался совсем крохой. — Хотя он такой маленький... Наверное, зверь им не наестся. Может быть тогда Суховея отдадим, чтобы нас не тронули?